— Я же говорю, он совершенно подавлен.
— Неудивительно. А если б у тебя жену похитили?
— Типун тебе… Но ведь все обошлось. И тем не менее, он был настолько растерян, что вспомнил об адвокате лишь, когда его арестовывали.
— Вы его забрали?
— А что с ним делать? Он сам позвонил и сознался в убийстве. Осмотр места преступления пока полностью подтверждает его признание. А вот версия о похищении жены — пока еще область фантастики. Нет, мы будем ее проверять, но пока доказательств нет, он — подозреваемый в убийстве, это однозначно. С какой стати отпускать его?
— Кстати, убийство — тоже повод для плохого настроения.
— Согласен. Просто он все время твердил, что все это нелепость, ошибка, и что он случайно убил.
— Случайно?
— Он сказал, что убитый не может быть похитителем.
— Это состояние аффекта. В шоке еще не такое наговоришь.
— Возможно, но в остальном его версия событий звучит стройно и с некоторыми натяжками даже правдоподобно.
— И что ты думаешь?
— У меня полное впечатление, что он знал убитого.
— Знал? Но ведь со слов жены, погибший и есть похититель!
— Вот ее состояние гораздо ближе к понятию аффекта.
— Слушай, может хватит на сегодня, а?
— Ты устала? Ой, я и забыл. Как прошел бал?
— Скукотище — притворно зевнула Наташа.
— Ладно. Давай тогда постелим.
— Если честно, я действительно устала. — она убрала руку из–под головы и полностью растянулась на диванчике. — Но, если хочешь, могу предложить свою версию.
— Да ну? — Николай расстегивал рубашку.
— Сколько погибшему лет?
— Если паспорт не фальшивка — двадцать четыре.
— А ей?
— Двадцать один.
— По паспорту.
— Да не было при ней никакого паспорта. Просто, когда записывали их данные…
— А мужу сколько?
— Сорок два… Или сорок пять. Я не запомнил, если честно.
— Ага. Ну, то есть с погибшим она по большому счету ровесница.
Николай вышел в прихожую, откуда вернулся уже майке, но с рубашкой, висевшей на плечиках.
— Что ты хочешь этим сказать? — улыбнулся он.
— Зря смеешься, — зевнула Наташа, теперь уже не сдержавшись. — Гораздо менее фантастическая гипотеза, чем вся эта басня с похищением.
— Так уж и басня?
— Конечно. Муж застукал жену у любовника, который зачем–то отлучился.
— Ну–ну.
— За хлебом, за сигаретами, не знаю.
— У него ничего с собой не было.
— Убийца успел спрятать. Вы бы не кухне отпечатки поснимали с продуктов.
— Мы много с чего сняли отпечатки.
— Ну и славненько. Приехал он значит…
— Кто, жертва?
— Да нет, муж. Представим, что кто–то — кстати, вполне возможно, что женский голос из мобильника — навел его на место измены его собственной супруги. Разве не правдоподобно?
— Допустим.
— Он приезжает — жена в постели, или ладно. Сейчас скажешь, что постель не была расстелена.
— Правда, не была.
— Пусть просто жена будет обнаженной.
— Она была одета.
— Это уже когда вы приперлись. А к приезду мужа она была обнажена и ждала не его, а любовника. Кстати, — Наташе приподнялась на локте, — любовник мог никуда и не отлучаться. Просто у нее был ключ от его квартиры, она приехала до появления любовника, разделась и стала ждать. Поэтому, кстати, и дверь была открыта.
— Не понимаю, зачем ей заранее раздеваться. В квартире, насколько я успел почувствовать, весьма прохладно.
— Много ты понимаешь в пылкой любви?
— Чегоо?
— Ну, хорошо, хорошо! Пусть не разделась. Но то, что муж, приехавший по наводке, действительно застает ее в чужой квартире, которую ему отрекомендовали, как жилище любовника жены, разве сам этот факт не обвиняет ее в глазах супруга?
— Я знаю, что ты скажешь дальше, — Николай аккуратно положил вешалку с рубашкой на спинку дивана. — Он привязал ее к стулу — допустим, что скотч и веревка случайно оказались под рукой, более того, предположим, что именно они и навели взбесившегося ревнивца на мысль о прикованной к стулу жене. Так?
— Пока все верно.
— Идем дальше. Он устраивает ей сцену ревности, если так можно назвать избиение связанной супруги и в это время на сцене появляется любовник, которого наш Отелло укладывает двумя выстрелами.
— Да, и заметь — весьма благородный Отелло. Свою Дездемону он так и не придушил.
— Отлично. А теперь спустимся с небес на землю, вернемся из двенадцатого или в каком там веке жил Шекспир, в суровый двадцать первый и ответим на три вопроса: откуда пистолет, где ее дубликат ключей (ключи убитого были, кстати, у него в кармане) и главное — почему она согласилась на всю эту инсценировку?
— А кто утверждает, что она согласилась? Ты сам говоришь, что показания расходятся. Да ты их толком и не допрашивал! Посмотрим, что расскажет тебе она, когда окончательно восстановит свою красоту, и что еще понарассказывает он. Может, про то, что ее похитили инопланетяние, а он гнал на машине, ориентируясь по полету летающей тарелки. А что насчет пистолета — так это его пистолет. Даже если найдете на нем отпечатки пальцев убитого. Чего проще — вложить ему оружие в руку, а потом сверху еще раз пройтись своими отпечатками. Все достоверно. Ну а с ключом совсем насмешил. В окошко его! Или в унитаз спустили — попробуй найди. А может, кстати, это тот же ключ, который вы нашли в кармане убитого. Неужели ты не видишь, что он чушь городит?
— Да все я вижу. Одна загвоздка — как–то все не сходится.
— Что, ну что не сходится?
— Его версия, его растерянность и масштаб его же личности.
— Господи, уж не президента ли ты арестовал?
— Знаешь, кто его адвокат? — Николай дождался, пока Наташа взмахнет головой. — Председатель гильдии адвокатов. И приехал он минуты, кажется через три после звонка ему. Прямо скорая юридическая помощь, а да еще и вип–класса.
— Да что за шишка этот подозреваемый, ты скажешь наконец?
— Ты о нем слышала, может даже писала. Но, кстати, о его аресте никто пока не знает. Кроме меня, его жены, оперативников, двух понятых и адвоката.
— Уже немало.
— Я имею в виду, так сказать, общественность и особенно прессу. Адвокат настоятельно просил сохранять конфиденциальность, хотя бы до прояснения дела.
— Обещаю не разглашать, — улыбнулась Наташа.
— Да, моя хорошая. Проблема в том, — Николай вздохнул и тяжело опустился на табуретку, — что вокруг подозреваемого будет ба–а–льшой торг. Так что дело у меня отберут и очень скоро.
— Жаль, — искренне сказала Наташа, — дело и вправду необычное.
— Мне тоже жаль, но, — Николай развел руками, — такой человек быстро откупиться и уж конечно не от меня.
Наташа подняла брови.
— Его зовут Олег Сорочан.
7
— Ты??!
Черт возьми, конечно она не сдержалась и конечно себя выдала. Расплата была мгновенной — двенадцать женских глаз, одновременно вонзившихся ей в лицо и наслаждавшихся сенсацией — наконец–то, дождались, теперь–то ты нас не проведешь. И даже Виорел косо взглянул из–за своего стола: должно быть, у него сработал профессиональный рефлекс и стоит ему забарабанить по клавиатуре компьютера, как на экране начнут проявляться хлесткие заголовки: «Тайная страсть известной журналистки», или «Майор — слишком мало для любви?», или, того хуже «Наталья Иващенко снова взяла… интервью».
Бесследно исчезнув в разгар бала прессы, Наташа пробудила в коллегах двойное неприятие: досаду за ненужное беспокойство о ее судьбе и разочарование. Еще один уплывший прямо из–под носа повод для сплетен. Последнее особо тревожило Иру, которая формально все еще оставалась единственной сотрудницей редакции, об адюльтерах которой не судачил только ленивый. О, как долго она ждала этой минуты, как сладостно прозвучало в ее ушах это Наташино «ты??!».
— Нет, я не смогу, — совсем тихо, что было бессмысленно в наступившей полной тишине, сказала Наташа, окончательно убедив коллег в их подозрениях.
Она подняла глаза, вызвав переполох разбегающихся по офису взглядов. Ей вдруг стало совершенно все равно, что подумают и что скажут и даже не обидно оттого, что Константин — а звонил он — говорит слишком уж терпеливо и тихо. Она вспомнила эти странные звонки мужу, и поняла, что таким тоном свидания не назначают. Ей даже хотелось сказать, что между ними все кончено и бросить трубку, и она еле сдержалась.
Константин, вероятно, был готов к чему–то подобному и поспешил обмолвиться, что звонит по делу.
— Может, у тебя все же получиться? — почти взмолился он.
Помолчав и безжалостно гвоздя взглядом совершенно растерявшихся коллег, Наташа сказала «хорошо» и выслушав оживленно–сбивчивое объявление о часе и месте встрече, повесила трубку и, стараясь не побежать, вышла из комнаты и быстро–быстро застучала каблуками по коридорной плитке, ненавидя себя и торопясь в туалет — смыть с лица ледяной водой предательскую красноту.
